И снова я скучаю :'C

---

За все хорошее приходится расплачиваться.
Вот и все.

---

Нет звука печальнее, чем гудок приходящего на вокзал поезда. Он просто разбивает мне сердце :'C

---

Бесконечно умиляют нападки странных людей, в духе "ГЛУПАЯ ТЫ НЕ ЗАХОЧЕШЬ ДИТАЧЕК ЗАВОДИТЬ УЙДЕТ ОТ ТЕБЯ МУШ К ДРУГОЙ И С НЕЙ БУДЕТ ЗАСЕРЬ ДЕЛАТЬ".
Ага, как же. Муж. Уйдет. К другой. Дитачек делать. Потому что я не делаю.

Пытаюсь применить этот сценарий к реалиям своей жизни и мне очень смешно. Да уж ~_~

---

Не могу отказывать себе в маленьких радостях, таких, как заочная слежка за фендомной (и не очень) деятельностью старых друзей, с которыми практически потерян контакт. Так и живем

---

Рыцарь-защитник из меня так себе

---

Все, конечно, могло быть и лучше, но хотя бы так. Теперь мне, в любом случае, не о чем беспокоиться u w u~

---

Зато теперь я точно знаю, что от любого человека в мире, которого ты знаешь от "неплохо" и ниже, можно ожидать чего угодно.
Хорошо, что я хиккую, хехе.

---

Ну и как, скажите, как можно быть такой эгоистичной истеричкой. Сопельки она по лицу размазывает, вы посмотрите.

---

Ну вот. Кажется, теперь я уже точно не выдержу.

---

Я устала от неведения. Я устала чувствовать себя ненужной и брошенной. Я устала от слов, которые давят, давят, но высказать их не выходит. Я устала вспоминать. Я устала пить чай одна. Я устала ждать. Я устала обрывать свои мысли о том, чтобы навредить самой себе. Я устала прокручивать поутру сны, лишь бы только не забылись. Я устала.

---

Эй, где ты.
Я скучаю.

---

А потом я выключаю музыку. Свет. Ложусь.
Слушаю, как едут поезда.

И плачу.
Потому что это невыносимо.

---

Автопортретик в ринмару, говорите?
Ну ладно.

---

И даже если я сорву горло, то все равно не буду услышана.

Эй, может я и правда тебя просто придумала?

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Все в порядке

---

А вообще, если поковыряться в причинно-следственных связях, то ситуация довольно забавная.
Я, обладая не просто заниженной, а ушедшей в глубочайший минус самооценкой, не могу смириться с тем, что люди ко мне хорошо относятся.
А потому со временем подсознательное желание вернуть в мир баланс и справедливость (лишив саму себя незаслуженно хорошего отношения других) поднимается из самых темных глубин моей протухшей душонки. И делает свое черное дело, превращая общение со мной в занимательный аттракцион "испытай свое терпение".

---

Мое поведение иногда превращается в конкурс с самой собой. "Как сделать любящим тебя людям еще больнее", называется конкурс. И побеждаю в нем с попеременным успехом то я, то я.
Но меня больше беспокоит другое.
Мои, хм, жертвы (не знаю, как еще их назвать) поголовно "все понимают". И, соответственно, все прощают.
Это ненормально и неправильно.
Если бы хоть кто-то один в итоге на меня разозлился, было бы куда проще.


Но они "все понимают".

---

Некоторая милота

Рядом с кроватью мисс Темпль, полускрытая белым пологом, стояла маленькая кровать. Я увидела под простыней очертания лежавшей Элен, но ее лицо заслонял полог. Няня, с которой я говорила в саду, спала в кресле, на столе тускло горела свеча. Мисс Темпль нигде не было видно. Впоследствии я узнала, что ее вызвали в тифозную палату к бредившей девочке. Я осторожно подошла к кровати и остановилась возле нее; рука моя уже коснулась полога, но я решила сначала заговорить, а потом уже отдернуть его. Мною все еще владел страх, что я увижу мертвое тело.
— Элен, — прошептала я тихо, — ты не спишь?
Она приподнялась, откинула полог, и я увидела ее лицо — бледное, изможденное, но совершенно спокойное. Она так мало изменилась, что мои опасения тотчас же рассеялись.
— Неужели это ты, Джен? — спросила она своим обычным кротким голосом.
«О нет, — подумала я, — она не умирает, они ошибаются! У нее такое ясное лицо и такой спокойный голос; этого не может быть!»
Я села на кровать и поцеловала ее. Лоб у нее был холодный, лицо заметно похудело, а также пальцы и кисти рук; но она улыбалась по-старому.
— Как ты попала сюда, Джен? Ведь уже двенадцатый час, я слышала, как пробило одиннадцать несколько минут назад.
— Я пришла повидать тебя, Элен: я узнала, что ты очень больна, и не могла уснуть, не поговорив с тобой.
— Значит, ты пришла проститься, и, вероятно, как раз вовремя.
— Ты разве уезжаешь куда-нибудь, Элен? Ты едешь домой?
— Да, я собираюсь в длинную дорогу, в мой последний дом.
— Нет, нет, Элен! — остановила я ее с отчаянием, стараясь сдержать слезы. В это время у Элен начался приступ кашля, однако няня не проснулась; когда приступ кончился, Элен пролежала несколько минут в полном изнеможении, затем шепнула:
— Джен, у тебя ножки озябли. Ложись со мной и укройся моим одеялом.
Я так и сделала. Она охватила меня рукой, и я прижалась к ней. После долгого молчания она продолжала, все так же шепотом:
— Я очень счастлива, Джен, и когда ты узнаешь, что я умерла, будь спокойна и не грусти, — грустить не о чем. Все мы когда-нибудь умрем, а моя болезнь не такая уж мучительная, она незаметно и мягко сводит меня в могилу. Моя душа спокойна. Я не оставляю никого, кто бы сильно горевал обо мне: у меня есть только отец, но он недавно женился и не очень будет скучать. Я умираю молодой и потому избегну многих страданий. У меня нет тех способностей и талантов, которые помогают пробить себе дорогу в жизни. Я вечно попадала бы впросак.
— Но куда же ты уходишь, Элен? Разве ты видишь, разве ты знаешь?
— Я верю и надеюсь: я иду к богу.
— А где бог? Что такое бог?
— Мой творец и твой, он никогда не разрушит того, что создал. Я доверяюсь его всемогуществу и его доброте. Я считаю часы до той великой минуты, когда возвращусь к нему.
— Значит, ты уверена, что есть такое место на небе, и что наши души попадут туда, когда мы умрем?
— Я убеждена, что есть будущая жизнь, и я верю, что бог добр.
— А я увижусь с тобой, Элен, когда умру?
— Ты достигнешь той же обители счастья; ты будешь принята тем же всемогущим и вездесущим отцом, не сомневайся в этом, дорогая Джен.
Снова я спросила, но на этот раз лишь мысленно: где же эта обитель и существует ли она? И я крепче обняла мою подругу, — она казалась мне дороже, чем когда-либо, я не в силах была расстаться с ней. Я лежала, прижавшись лицом к ее плечу. Вдруг она сказала с невыразимой нежностью:
— Как мне хорошо! Этот последний приступ кашля немного утомил меня; кажется, мне удастся заснуть. Но ты не уходи, Джен; мне хочется, чтобы ты была со мной.
— Я останусь с тобой, моя дорогая Элен, никто не разлучит нас.
— Ты согрелась, детка?
— Да.
— Спокойной ночи, Джен!
— Спокойной ночи, Элен!
Мы поцеловались, и скоро обе задремали.
Когда я проснулась, был уже день. Меня разбудило ощущение, что я куда-то лечу; я открыла глаза и увидела, что кто-то несет меня на руках: это была няня, она несла меня по коридору в дортуар. Я не получила выговора за то, что ночью убежала к Элен, — окружающим было не до этого. Никто не отвечал на мои бесчисленные вопросы. Но день-два спустя я узнала, что мисс Темпль, вернувшись на рассвете в свою комнату, нашла меня в кроватке Элен. Моя голова покоилась на ее плече, мои руки обнимали ее шею. Я спала, — Элен же была мертва.